Принцип пропавшего без вести

Сколько бы раз не выходил на улицу, но однажды наступит момент, когда тебе не захочется возвращаться туда, откуда вышел. Эта аксиома, как и любая иная, не нуждается в показаниях свидетелей. Она происходит по принципу каждого пропавшего без вести. Специально не проверишь, пока все острые края головоломки не сложатся в узор времени, пространства и обстоятельств. Поэтому и вопроса "что делать?" тоже не возникнет. Выходящий знает что ему делать, если он решился. Он отдает решение ногам, а те ведут. Вдоль разбитых бордюров, по вздутому корнями акаций асфальту, к промерзшим грунтовым дорогам, за которыми начинается путь к подножию небосвода.
Матвею не пришлось долго собираться. Две пары теплых носков, спальник, последняя (и треть предыдущей) зарплата, несколько книжек в мягкой обложке, бутерброды, термос и компас Адрианова, который почти всегда показывал иное направление. Дверь, три этажа подъезда, еще одна дверь, полигон двора и проход между домами. А дальше, как подсказывают ноги - мимо сгоревшей церкви, вдоль канала за стаями летящих от города ворон. Так бы и было, если бы не сентиментальность. Захотелось посидеть... на дорожку. Осмотреть этот самый двор и то, что называл долгие пятнадцать лет домом. Сел.
Не заметил, что кроме него под крышей беседки уже сидел кто-то. Матвей оглянулся - незнакомый мужичок неопределенных лет, уже перешагнувших полувековой барьер. Он напряженно и задумчиво смотрел на присевшего.
- Чё? - спросил Матвей, нервно передергивая плечами.
- Смотрю, - не улыбаясь, так же коротко ответил мужичок.
- Зачем?
- Ну ты же зачем-то перед уходом смотришь на этот двор.
Матвею стало неловко. Особенно, когда о таком говорит незнакомый ему человек.
- А вы откуда знаете, что я ухожу?
- А по тебе видно.
- Может, мне плохо стало? Вот я и присел.
- Стало, - серьезно сказал, все так же глядя в упор, мужичок. - Всем, кто уходит становится плохо. Потому и уходите. Думаете где-то там будет лучше, неся с собой своё плохо. Оно и там будет таким же. На самом деле, просто одним плохо здесь делаете меньше. Но за вами придут следующие и им тоже будет плохо. Так что это ваше "плохо" просто по миру кочует и местами меняется, но не уходит. Никуда оно не уходит.
- А вы кто такой, чтобы так вот легко об этом всем говорить?
Мужичок поежился, глубже уходя в свое серое, как пятиэтажки, пальто.
- А оно тебе точно надо?
- Конечно.
- Дворовой.
- Кто? - Матвей сделал не удивленное, а скорее недоверчивое лицо.
Мужичок прокашлялся, достал откуда-то из-под пальто кружку, щелкнул над ней пальцами и оттуда пошел пар. Запахло летом, ромашками и одуванчиками.
- Дво-ро-вой, - по слогам повторил сидящий в беседке. - Гений локуса. Nullus enim locus sine genio est.
- Это шутка такая, да?
Дворовой сузил глаза, фыркнул в кружку и отхлебнул из нее.
- Это ты шутка, временная причем. Вот со мной тут отшутишься и дальше пойдешь, по миру шутить. А мне шутить некогда. Скоро выйдут дворники. Мне за ними следить нужно и помогать. Вон там, через пару дней, теплотрасса прорвет. Опять же - приедут из теплосети, за этими еще следи. А ночью пить, авось, кто придёт во двор. Звони в скорую - вызывай, чтоб никто не замерз. Ты что думаешь - хрущевок понаставили, автомобилей понакупали, дороги заасфальтировали, так и дворовых уже нет? Шутки одни...
- Так а чего вас раньше никто не видел?
- Это почему же не видел? Видел. Я с начальником ЖЭКа каждую весну ругаюсь, он меня уже видеть не может. Как и брата Фёдора из соседнего дворика-то. Мы ему уже плешь проели и на затылке грибов понасажали за то, что он осенью листья не вывозит. А уж если опять плитка со стен начнет отваливаться, так мы ему еще и копыта вместо ног отрастим. Нет бы починить, забетонировать, отладить, так он этот участок тряпочками красными огораживает. А детворе... ей ультрафиолетово на эти тряпочки. Еще зашибет кого.
Мужичок погрозил кому-то невидимому в воздух, потом снова отхлебнул из кружки. Вид у него был неопрятный, как и у самого двора, но видно, что он старался чистить пальто и даже подстригал бороду и усы. Потом продолжил:
- Да вот и ты видишь меня. Дело мое, в том числе, еще и встречать, и провожать. Вот посижу с тобой, насмотрюсь, отправлю в долгий путь и по делам пойду. Много таких, как ты. Каждого помню - как дышит, как идёт, о чем плачет и смеется. Человек на себе всегда зациклен. Думает, что мир вокруг него вертится, от того и считает, что никому не нужен. Дворовому каждый интересен и о каждом мы помним. Не важно сколько ты тут жил, помнить будут о твоих поступках. Хотя ты, вижу, совсем уходишь и встречать тебя тут не нужно будет.
Матвей кивнул. Он и не думал, что хоть кому-то тут нужен. Жил он тихо, приходя в квартиру только спать, да на праздниках задерживался. А так... вроде бы и дом не домом был. А получается, что и он часть чего-то был.
- Был-был, - проворчал дворовой, будто читая мысли. - Каждый из вас людей часть чего-то. Он думает, что сам по себе. Никого не трогает, вот пусть и его никто не трогает. А ведь трогает. Кто-то, да что-то всегда трогает. Одним воздухом дышите, в одну землю умираете. В одном дворе живете, опять же. И каждый друг друга трогает, даже если он этого не хочет. Так уж коммунально стала устроена ваша жизнь, когда вас стало много. Вот и мы, дворовые, тоже стали коммунальными.
- А много тех, кто возвращается?
- Нет. Кто-то приезжает за детством, кто-то за часами и минутами из жизни, кто-то за чужой жизнью. Но прошедшее не заберешь с собой, а тут... тут оно не остается. Тут мы, дворовые, всегда в настоящем, каким бы оно ни было. Встречаем, провожаем, следим, помогаем... наказываем. Так еще со времени первых поселенцев повелось. Менялись они, менялись и мы. Но... кажется, кому-то пора в дорогу.
Матвея что-то вдруг взволновало. Что-то не складывалось в происходящем.
- Подожди. У меня есть вопрос.
- О! У тебя есть вопрос, - чуть улыбнувшись сказал дворовой. - А ну, давай, задавай.
- Я никогда раньше не слышал о том, чтобы кто-то покидая дом или двор, встречал дворового. Ни разу. Даже в книгах об этом не писали. Почему ты решил со мной поговорить?
- У тебя же есть еще вопрос, не так ли?
- Да, - задумчиво сказал Матвей. - Есть.
- Ну так и его тоже задавай.
- А откуда вы, дворовые, беретесь? Вы же не рождаетесь.
- Все правильно. Мы не рождаемся. Однажды мы уходим из дому. И не возвращаемся. Странствуем, смотрим на мир, а потом выбираем двор... или дом, который хотим оберегать. И является только тем, кто тоже станет дворовым, или домовым.
...Позади оставались серые дома. Беседка. Старый дворовой, который допивал ромашково-одуванчиковый чай. Матвей шел вдоль канала, к самому подножию небосвода и размышлял о том - нужен ли ему дом и двор. Быть может, он просто пока не нашел себя, чтобы обрести для себя дом.